Баллада о чревоугоднике

Опубликовано в Субботу, 6-го Февраля, 2016.
Вы можете следить за любыми ответами на эту запись через RSS 2.0 ленту и оставлять свои комментарии в конце статьи.
Рубрика: Моя газета > Развлечения > Знаменитости > Баллада о чревоугоднике

Он с детства обожал сладкое и мучное, из-за чего уже в 20 лет страдал запорами. Он был ужасно неряшливым человеком, редко мылся, стригся и ходил в грязной одежде. Не известно ни одной женщины, которая бы с ним встречалась. Считается, что он умер девственником. Сам же он говорил, что «любовь к женщине греховна». После путешествия в Иерусалим он написал: «Был у Гроба Господня, а лучше не стал». Когда он был маленьким, его бабушка, Татьяна Семеновна, рассказывала мальчику о божественной лестнице: ее спускали с неба ангелы, подавая руку душе умершего… Последними, предсмертными его словами были: «Лестницу! Поскорее давай лестницу!»

Имя этого знаменитого чревоугодника — Николай Васильевич Гоголь. А коронным его блюдом были макароны по собственному рецепту.

«…Положил сначала множество масла и двумя соусными ложками принялся мешать макароны, потом положил соли, потом перцу и, наконец, сыр и продолжал долго мешать. Когда распустившийся сыр начал тянуться нитками, Гоголь с великою торопливостью заставил положить себе на тарелку макароны и стал кушать». Приводя этот факт в своих воспоминаниях, С. Т. Аксаков писал: «Он так от всей души занимался этим делом, как будто оно было его любимое ремесло…»

Гоголь иногда объедался так, что заболевал. В первые годы своей петербургской жизни Николай Васильевич нередко тосковал по хлебосольному родительскому дому, где единственной книгой дворянина Гоголя-Яновского был «Домострой» — тетрадь из грубо сшитых листов, куда записывались кулинарные рецепты и способы настаивания водок. Из чопорного Петербурга Гоголь перебрался в Москву, где однажды и был приглашен на еженедельный субботний обед к Аксаковым. Там молодой талант освоился, и хозяева с удовольствием стали звать на обеды с писателем гостей в надежде, что Гоголь почитает им «что-нибудь из своего». А читал он превосходно!

Аксаковы относились к Гоголю с простодушной любовью: за обедом перед его прибором стояло не простое, а розовое стекло, с него начинали подавать кушанья, ему подносили любимые блюда для пробы. После обеда он обычно дремал на диване в кабинете хозяина, а все вокруг ходили на цыпочках — Гоголь почивает! Причем никогда нельзя было сказать уверенно, будет ли Гоголь читать после сна или откажется. Однажды его уговаривали целых полчаса; наконец он прошел в гостиную, сел в кресло и громко рыгнул три раза. Хозяева испугались, что обед был нехорош, а Гоголь, вытаскивая рукопись из сюртука, промолвил: «Вчерашний обед засел в горле: эти грибки да ботвиньи! Ешь, ешь, просто черт знает, чего не ешь!» И заикал. Гости не сразу поняли, что эти слова и икота были началом чтения драматического отрывка, напечатанного впоследствии под названием «Тяжба»…

«Не стану описывать кушаньев, какие были за столом! Ничего не упомяну ни о мнишках в сметане, ни об утрибке, которую подавали к борщу, ни об индейке со сливами и изюмом, ни о том кушанье, которое очень походило видом на сапоги, намоченные в квасе, ни о том соусе, который есть лебединая песнь старинного повара, о том соусе, который подавался, обхваченный весь винным пламенем, что очень забавляло и вместе пугало дам». Это из «Миргорода».

После «Миргорода» писатель стал избегать малороссийской тематики, но кулинарных подробностей никогда не опускал: его Чичиков колесит по всей России, там и сям пробуя разные блюда. Вспомните хотя бы наставления по приготовлению кулебяки: «Да кулебяку сделай на четыре угла; в один угол положи ты мне щеки осетра да вязигу, в другой запусти гречневой каши, да грибочков с луком, да молок сладких, да мозгов, да еще знаешь там этакого… Да исподку-то, понимаешь, пропеки ее так, чтобы рассыпалась, чтобы всю ее проняло, знаешь, соком, чтобы не услышал ее во рту — как снег растаяла».

Кстати, Гоголь здесь абсолютно точен в описании старинной московской кулебяки. Фарш в нее клали разный, располагали его клиньями, разделяя каждый вид блинчиками «на четыре угла» (чтобы тесто не отмокло из-за сочной начинки). Делали ее из пресного сдобного рассыпчатого теста. Особое искусство было в том, чтобы с таким сложным фаршем кулебяка хорошо пропеклась…

Переехав в Рим, Гоголь поселился на виа Феличе. Обедать ходил в старинную остерию «Заяц», где за длинными столами рассаживалась разношерстная публика. Еда была обычной — рис, барашек, курица, зелень, но готовили ее безупречно. Гоголь, однако, всегда находил повод для придирок. Раза по два менял рис, и каждый раз слуга добродушно улыбался, привыкнув к прихотям синьора Николо. Получив наконец тарелку риса по своему вкусу, Гоголь приступал к еде с алчностью, какой отличаются за столом люди, склонные к ипохондрии. Иных страстей, кроме писательства и кулинарии, в жизни Гоголя не было. За свои неполных 43 года он так и не женился. То ли бедность была причиной, то ли страх перед женитьбой, как у многих его героев, то ли еще что. Он говорил, что большую часть своих пороков и слабостей передавал своим персонажам, осмеивая и освобождаясь от них. Корил себя за чревоугодие, за то, что не всегда выдерживал пост. Смерть Гоголя — тоже загадка: он вдруг отказался от еды, лег на диван и несколько дней пил только красное вино, разбавленное водой. И уморил себя голодом…

Страница для печати

Один комментарий к “Баллада о чревоугоднике”

ЛенаФевраль 7th, 2016 - 11:10

Вот смотря на Николя Васильевича никогда бы и не подумала, что мог объедаться. Ведь он совсем стройный, а по делу оказывается наоборот.
Я тоже люблю макароны и ем почти по такому же рецепту. Получается вкусно, сыр тает и придает отличный вкус макаронам.